le château brûle, le toit du château

le châtelet brûle, le toit du châtelet

(Он прыгает на стол) в комнате

(отношение между château и châtelet в одинаковых синтаксических условиях)

(отношение между на стол и в комнате эквивалентно, с синтаксической точки зрения, выражению на столе).

Именно поэтому не следует, определяя синтаксические значения, прибегать к семантическому противопоставлению с   н е й т р а л ь н ы м,   п о з и т и в н ы м   и   н е г а т и в -н ы м  членами. Хотя попытки дать научно адекватную классификацию падежей весьма ценны, мы не можем принять решения, предложенные Л.Ельмслевом¹ и Р.Якобсоном. Встречаются, правда, и вертикальные противопоставления падежей, например аккузатива и генитива-партитива в польском (и русском): Дай нам хлеб

_____________________

 ¹ Мы убеждены, что Ельмслев вернулся к своим старым позициям: еще в 1938 году, в ходе одной из фонологических дискуссий, он высказал мнение, что «различие классов первично по отношению к диакритической значимости» фонемы. Следовательно, в плане содержания синтаксические различия первичны по отношению к различиям семантическим и что семантические различия должны устанавливаться только в пределах одного и того же синтаксического класса, то есть между формами, изофункциональными с синтаксической точки зрения.

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   191

(donne-nous le pain или un pain), но уже из французского перевода видно, что это примеры весьма специального семантического противопоставления, которое основано на более существенном синтаксическом различии (между приглагольным аккузативом и приименным генитивом).

Уничтожение синтаксического различия между этими двумя падежами, употребление генитива на  месте аккузатива, порождает особое семантическое значение, которое является     вторичным  по отношению к основному различию синтаксических классов (приглагольный падеж : приименной падеж). В нашем примере речь идет об оттенках, связанных с употреблением (во французском) артикля, то есть об оттенках, не имеющих синтаксической функции, а затрагивающих скорее семантическое содержание существительного. Аналогичный пример чередование номинатива инструменталя в роли именного сказуемого в разговорном польском языке. Именно так мы понимаем различие между To jest król «Это – король», On jest król «Именно он – король», On jest królem «Он король». Нам кажется, что правильный метод – определять семантические различия, если они есть, исходя из синтаксических различий, но не наоборот. Тогда семантическое значение формы определяется на основе ее первичной  синтаксической функции. Поэтому прежде всего надо определить значение или синтаксический класс, характерный для рассматриваемой падежной формы; уничтожение различия синтаксических классов, приводящее к семантическим различиям, — явление низшего порядка.

§4

Приглагольные падежи — это именные формы с двумя функциями: 1) конкретной, или наречной, и 2) грамматической. Можно представить себе падеж, имеющий только грамматическую функцию, то есть такую падежную форму, которая   выступала бы только в роли прямого дополне­ния. Однако форма, имеющая лишь наречное значение (все  равно синтетическая   или   аналитическая, то  есть

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   192

предложный оборот), относится к наречиям, а не к паде­жам. Во всяком случае, мы будем различать два класса приглагольных падежей в зависимости от их первичной функции (эта классификация имеет место применительно к древним индоевропейским языкам):

1)   грамматический,    или    синтаксический    падеж — аккузатив   прямого дополнения;

2) конкретные падежи,  первичная функция  которого является   наречной   или  семантической   (инструменталь, датив, аблатив, локатив).

Можно было бы полагать, что проблема системы паде­жей сводится, таким образом, к возможности сгруппиро­вать в соответствии с критерием семантического противопоставления конкретные падежи, относящиеся к одному и тому же синтаксическому классу. Однако если они и образуют систему, то только систему наречных значений, поскольку во вторичной функции они становятся комби­наторными вариантами грамматического падежа. С другой стороны, было бы чистой случайностью, если бы эти паде­жи образовывали систему, а  не  фрагменты системы. Объясняется это двумя причинами.

Прежде всего мы видим (§ 1), что чем бы наречное зна­чение   не   выражалось — предложным оборотом или «синтетическим» падежом,— это роли не играет, так как  предлог не управляет падежной формой, а является всего лишь синсемантической морфемой, подчиненной существительному.   Р. Якобсон   сам   рассматривает предложный падеж (на столе, в столе и т. д.) вместе с «синтетическими» падежами. Решающую роль играет функция, а не происхождение. Никто не будет отрицать падежный характер древнеиндийского датива только потому, что эта форма содержит постпозитивный элемент -а, который отличает ее от датива местоимений и от датива других индоевропейских языков. Все отыменные наречия и все предложные обороты,  которые могут управляться   глаголами определенных семантических групп, должны относиться к падежам.

С другой стороны, имеются наречия или предложные конструкции, которые никогда не управляются глаголом. Это и есть истинные наречия. Среди определений к глаголу они занимают периферийное место; с глаголом эти наречия

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   193

связаны слабо — только по смыслу¹.  Например, {[(глагол + грамматический падеж) + конкретный   падеж] + наречие}. Мы видим, что конкретный падеж занимает здесь промежуточное место: он колеблется между наречи­ем и чисто синтаксической формой. Если мы ограничимся его вторичной — грамматической — функцией, то получим форму, представляющую  комбинаторный  вариант   аккузатива прямого дополнения (этот   аккузатив   является основным вариантом). Во вторичной функции все конкретные падежи изофункциональны и, следовательно,   не образуют семантической системы. Если группировать конкретные падежи по их наречным функциям, мы не можем отвлечься от функций всех прочих наречий: ведь конкретные падежи составляют, так сказать, подгруппу наречий, причем эта подгруппа отличается от остальных
наречий наличием вторичной функции. Другими словами, как синтаксический класс  конкретные падежи, занимающие промежуточное положение между грамматическим падежом и наречиями, составляют особую группу; но если мы   приступаем   к    их   систематизации,   что   возможно лишь в том случае, если мы прибегнем к их наречному значению, мы не сможем рассматривать их иначе, чем подгруппу  категории   наречий.           

Поэтому попытки систематизировать конкретные падежи какого-либо языка приводят, как мы полагаем, к систематизации продуктивных наречных образовании этого языка. Рассматриваемые образования могут быть син­тетические или аналитические, но и в том и в   другом случае речь идет о наречиях, образованных от существительных («синтетический» тип mukhatáh Aΰήναζε и т.д.; «аналитический» тип: предложные
обороты), а не от прилагательных (тип fortement «сильно»). Внутри системы этих образований конкретные падежи с их первичными функциями образуют особый сектор, который характеризуется наличием вторичной, синтаксической   функции.

Ни один из конкретных падежей не является сам по себе более центральным или более периферийным,   чем

_____________________

 ¹ Если в языке есть абсолютный падеж (ablativus absolutus в латинском, абсолютный генетив в санскрите и т.д.), то именно он является самым периферийным определением личного глагола.

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   194

другой. В предложении  Il a travaillé dans ce bureau quatre semaines «Он  проработал  в этом    бюро четыре   недели» более центральной может быть как группа  quatre semaines, так и группа dans ce bureau в зависимости от того, чтó именно желательно подчеркнуть.  Более или менее  центральная позиция этих определительных групп перестает быть фактом грамматики и становится фактом экспрессии или стиля. В некоторых языках для передачи подобных сти­листических оттенков используется порядок слов. Но порядок слов бессилен там, где суть дела в различии грам­матических значений, из которых одно синтаксическое, а другое — семантическое. В лат. Gladio hostem occidit «Мечом врага убивает» или Hostem gladio occidit «Врага мечом убивает» аккузатив всегда является более цент­ральным, чем инструменталь, потому что подчинение аккузатива hostem глаголу occidit формально выражено окончанием аккузатива (синтаксическим показателем), тогда как зависимость инструменталя gladio от глагола вытекает только из семантического (наречного) значения окончания   инструменталя.

Предложенную здесь систематизацию конкретных падежей вряд ли можно считать удачной заменой существующих систем. Ведь среди производных наречных образований конкретные падежи образуют квазислучайную группу, обусловленную вторичными (грамматическими) функциями, которые существуют у конкретных
падежей, но отсутствуют у настоящих наречий. Имеет­ся ли для падежей такая схема классификации, которая отражала бы их сущность и иерархию и одновременно их первичные и вторичные функции? Нам кажется, что мы можем ответить на этот вопрос утвердительно.                  

Конкретные падежи занимают в системе падежей подчиненное положение. Скелет системы образуют грамматические падежи, представляющие синтаксические функции. Аккузатив, падеж прямого дополнения, противопоставлен двум другим грамматическим падежам, номинативу и приименному генитиву, следующим образом.                                                          

Так как пассивная конструкция основана в индоевро­пейских языках на активной, то есть так как лат. hostis profligatur «враг уничтожается» основано на hostem profligare «уничтожить   врага», место номинатива (падеж

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   195 

подлежащего) в системе определяется его противопоставлением аккузативу (падеж прямого дополнения). Функция номинатива первична в hostis profligatur, вторична в таких словосочетаниях с непереходным глаголом, как Hostis incedit «Враг наступает» или в таких именных словосочетаниях, как Hostis atrox erat «Враг был жесток», и третична в словосочетаниях с переходным глаголом, как Hostis obsides necavit «Враг убил заложников».

Из сказанного не следует, будто инструменталь в свою очередь основан на номинативе, как это может  показать­ся, например, при рассмотрении такого противопоставле­ния: др.-инд. Simhah śŗgālam vyāpādayati «Лев   шакала убивает»: Simhena śŗgālo vyāpādyate «Львом шакал  уби­вается». Трехчленная пассивная конструкция, включаю­щая наряду с объектом действия (patiens) еще и действую­щее лицо (agens), отличается от соответствующей активной конструкции только в стилистическом отношении. Лишь двучленная пассивная конструкция имеет грамматическое значение¹. Отношение инструменталя к номинативу ничем не отличается от отношения любого другого кон­кретного падежа к номинативу. В языках с эргативной конструкцией   основное   соотношение таково: эргатив (активный падеж) : абсолютный падеж, что соответствует противопоставлению субъектно-объектная конструкция: субъектная конструк­ция, которое в свою очередь соответствует индоевропей­ской   категории  залога.

Поскольку, с другой  стороны, субъектный генитив и объектный генитив основаны на номинативе и аккузативе, то есть группы secession plebis «уход плебса» и occisio hostis «убийство врага» происходят соответственно от plebs secedit «плебс уходит» и hostem occidere   «убить врага», то можно считать: 1) что эта синтаксическая функция первична для генитива и 2) что генитив основан на номинативе и аккузативе, взятых вместе. Графически это выглядит так:

аккузатив → номинатив

↓

генитив

_____________________

 ¹ Ср. Е. Курилович, Эргативность и стадиальность в языке, см. настоящий сборник, стр. 122.

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   196

Стрелки  указывают  направление  от  основных  форм к   производным.

Заметим, что субъектный и объектный генитивы служат основой для всех других приименных употреблений генитива, а именно, для партитивного и посессивного генитива (вторичные функции), которые являются конкретными употреблениями, образующими сравнительно поздний с исторической точки зрения слой (известно, например, что в индоевропейских языках притяжательность выража­лась главным образом прилагательным). При этом очень важно, что во всех языках посессивный генитив продолжает  основываться на субъектном и объектном генитиве вследствие мотивированного характера этого последнего, поскольку группа имя действия + объектный или  субъектный генитив всегда происходит от группы личный г л а г о л + подлежащее    или прямое дополнение.

Заметим также, что различные приименные употребления генитива (партитивный, посессивный и т.д. генитивы), то есть употребления, вторичные по отношению к субъектному-объектному генитиву, служат способом косвенного определения существительного другим существительным. Прямое определение состоит в том, что определяющее существительное становится путем согласования приложения к определяемому. Это доказывается различием по смыслу между dues homo «бог-человек» и dues hominis «бог человека», различием между тождеством и отношением.      

Тройка грамматических падежей и есть подлинная система индоевропейских падежей. Это основной скелет системы, к которому довольно слабо прикрепляются конкретные падежи; они входят в систему только благодаря вторичной функции в качестве комбинаторных вариантов аккузатива прямого дополнения. По своим же первичным функциям конкретные падежи принадлежат к семантической системе наречных производных (образованных от существительных). Речь идет о четырех падежных  формах: инструменталь, датив, аблатив, локатив.

С точки зрения языковой системы конкретные падежи занимают особое положение по отношению к наречиям и к грамматическим падежам. Возникает вопрос, можно

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   197

ли выделять класс форм, промежуточных между частью речи и флективными формами другой части речи. В качестве довода в пользу этого выделения можно привести следующую параллель: так называемые служебные слова тоже занимают промежуточное положение между   двумя классами морфем — автосемантических и синсемантических. В каждом конкретном употреблении выступает  та или иная функция, никаких промежуточных положений никогда не бывает, например, Il a un fils «У него есть сын», Il a cédé «Он уступил». Однако вся совокупность форм глагола avoir не может быть определена без учета обоих значений — автосемантического и синсемантического. Это заставляет нас отвести для глагола avoir (вместе с гла­голом étre  и др.) особое место в категории глаголов. Единственно важная  вещь — иерархия  обеих функций. В связи с этим закономерен вопрос, почему такая падеж­ная  форма, как инструменталь или локатив, является существительным, а не наречием, хотя ее первичная функ­ция — наречная. Ответ следующий: все решается в за­висимости от сферы употребления данной морфемы: если наречный суффикс обретает способность присоединяться ко всем существительным (с формальными вариантами или без них), он становится падежным окончанием; если суффикс со значением собирательности обретает способ­ность присоединяться к любой именной основе, он стано­вится   окончанием    множественного   числа.

Что касается датива, то грамматическая традиция объединяет его с падежами, имеющими синтаксическую функцию (номинатив, аккузатив, генитив), поскольку он является падежом косвенного дополнения. Термин «кос­венное дополнение» оправдан там, где группа г л а г о л  + пря м о е  дополнение управляет косвенным па­дежом. Обычно это бывает датив, обозначающий лицо, которому адресуется действие (donner à «давать кому-либо», dire à «говорить кому-либо» и т. д.). Хотя в этих конструкциях датив управляется глаголом, он менее централен, то есть имеет более наречный характер, чем аккузатив, поскольку его употребление ограничено существительными, обозначающими лицо. Помимо упот­реблений в качестве косвенного дополнения или в качестве падежа, управляемого непереходными глаголами, напри-

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   198

мер лат. auxilio «помогаю», servio «служу» (эти употреб­ления являются вторичными функциями датива), датив выступает как конкретный падеж, основное значение которого соответствует значению предложной конструкции «для кого-либо, для чего-либо». Именно этим значени­ем объясняется употребление застывшего датива имен действия в роли инфинитива. 

В стороне остается вокатив. Он имеет апеллятивную функцию, отличную от чисто репрезентативной (символи­ческой) функции других падежей. Рассматривать вокатив в той же плоскости, что и другие падежные формы,— значит допускать методологический промах, аналогичный смешению экспрессивного употребления междометий с символической функцией других частей речи. Поэтому первая дихотомия, с которой мы начнем классификацию падежей, отделит вокатив от прочих падежей.

В индоевропейских языках, где, с одной стороны, грамматические падежи (номинатив, аккузатив, генитив) и конкретные падежи (инструменталь, датив, аблатив, локатив) образуются одинаково, то есть с помощью окончаний, и где, с другой стороны, конкретные падежи и предложные конструкции выполняют одни и те же наречные функции, различие между обеими группами падежей выражено не столь ярко, примером может служить классический арабский, где грамматические падежи являются
«синтетическими» (номинатив -u, аккузатив -а, генитив –i), а конкретные — «аналитическими». Некоторые гла­голы управляют предложными оборотами, в силу чего
предложные обороты становятся настоящими конкретными падежами с первичной наречной и со вторичной синтаксической функцией (например, bada’a bi «начинать», ’āmana bi «верить в», dafa‘a‘an «защищать» и т. д.).   

Поскольку грамматические падежи образуют чисто синтаксическую совокупность, каждый конкретный падеж противопоставляется в силу своего наречного значения всей этой совокупности — точно так же, как производное слово противопоставлено совокупности всей парадигмы
(= основе) производящего слова:                         

                                                     Проблема классификации падежей                                                                                   199

  аккузатив  →  номинатив

↓

генитив

↓

↓———————↓——————↓—————↓

                           инструменталь           датив              аблатив         локатив

Все замечания сведены в таблице, помещенной в § 5.

§ 5

Теперь нам остается разобраться в различиях между концепциями вышеупомянутых исследователей и нашими положениями.

И Якобсон и де Гроот, первый на материале русского языка, второй — латинского, стараются подтвердить пред­лагаемый метод на соответствующих примера… Продолжение »