|
Курилович Е. Проблема классификации падежей// Курилович Е. Очерки по лингвистике. – М.,1962. стр.175-203
Стр. 175 ________________________________________________________________
ПРОБЛЕМА КЛАССИФИКАЦИИ ПАДЕЖЕЙ 1 (1949)
§ 1
Неправильный анализ предложенных оборотов до сих пор является, по нашему мнению, основным препятствием для анализа категории падежа. В последних работах, посвященных падежу (Л. Ельмслева2 , Р. Якобсона3 , А.В. де Гроота4), предложные обороты либо вообще обходят молчанием, либо рассматривают иначе, чем «синтетические» падежные формы. При установлении общего значения падежей Якобсон расчленяет предложные обороты так: предлог + падежная форма (о винительном см. стр. 248, о родительном – стр. 260-261, о творительном – стр. 268, о дательном – стр. 272 и о предложном – стр. 274-276), нарушая тем самым морфологическое единство предлога и зависящего от него падежного окончания. Де Гроот, говоря об управлении падежами («доминировании») в оборотах типа extra urbem «вне города» или per urbem «по городу» (стр. 124) имеет, очевидно, в виду то же членение: предлог (управляющее) + падежная форма (управляемое). _____________________ 1. J. Kurylowic, Le problème du classement de cas, BPTJ. t. 9, 1949, стр. 20-43. Аккузатив выступает только тогда, когда он противопоставлен номинативу (прямое дополнение: подлежащее), в то время как употребление номинатива не зависит от наличия или отсутствия аккузатива. Таким образом, аккузатив базируется на номинативе (символически: номинатив → аккузатив) (данное исправление относится к стр. 195, 199, 203). В эргативных языках (стр. 195) зависимость будет следующая: абсолютный падеж → эргативный падеж. 2. L. Hjelmslev, La catègorie des cas, I, 1935; II, 1937 3. R. Jakobson, Beitrag zur allgemeinen Kasuslehre, TCLP. VI, 1936, стр. 240-288. 4. A.W. de Groot, Les oppositions dans les systemes de la syntaxe et des cas, MB, 1939, стр. 107-127, в особенности стр. 120
____________________________ 176
Впрочем, чрезвычайно важно, что такого типа управление совершенно не сравнимо с управлением, например, в facere aliquid «делать что-либо»; это группа из двух самостоятельных слов, связанных отношением подчинения (facere – определяемое, aliquid – определяющее). Расчленение facere aliquid на facere и aliquid – это правильная дихотомия, а расчленение extra urbem «вне города» на extra + urbem – это, напротив, дихотомия ошибочная. Существительное urbs не определяет предлог extra, который не является самостоятельным словом: с другой стороны, и extra не определяет urbs, если термин «определять» употребляется только применительно к синтаксическим связям между самостоятельными словами. Самостоятельное слово urbs определяется предлогом extra точно так же и в том же смысле, в каком основа или корень определяются флективным окончанием или словообразующим суффиксом, то есть несамостоятельной («синсемантической») морфемой. Морфема extra со своей стороны обуславливает наличие окончания аккузатив (urb-em) . Морфологическая структура предложного оборота extra urbem такова: самостоятельная («автосемантическая») морфема = корень urb-, несамостоятельная (синсемантическая) морфема = предлог extra urb-; extra чисто формально имплицирует окончание аккузатива, откуда extra urb-em. Иначе говоря, при первом дихотомическом расчленении оборота extra urbem выделяется, с одной стороны, чистый корень (или чистая основа), а с другой – предлог extra с зависящим от него окончанием аккузатива. И только при второй дихотомии удается разложить эту последнюю морфему на основную субморфему, несущую значение (предлог), и на дополнительную субморфему (окончание аккузатива). Такая морфологическая структура вполне обычна. Ср., например, в немецком языке множественное число существительных на –er, предполагающее дополнительную субморфему умлаута (*Wald-er > Wäld-er), или различные индоевропейские образования с первичными суффиксами, часто обуславливающими определенный вокализм корня (*loukos, *luks и т.д.). Однако особенность случая с предлогом состоит в том, что предлог, хотя и является не самостоятельным словом,
___________________________ 177 а морфемой, в известной степени независим от определяемого существительного. Эта независимость проявляется прежде всего в том, что между предлогом и существительным могут вставляться другие самостоятельные члены синтаксической группы: ad ripam Rhodani «на берег Роны» = Rhodani ad ripam. Эта относительная (ограниченная) свобода предлогов не позволяет считать их рангом выше, чем падежные окончания так называемых синтетических падежей, например др.-инд. инструменталя, аблатива или локатива. С функциональной точки зрения оба средства выражения находятся на одном и том же уровне. Анализируя глагольную систему французского языка, никто не станет проводить границу между «синтетическими» формами презенса, имперфекта, простого прошедшего и «аналитическими» формами перфекта и плюсквамперфекта, отказываясь рассматривать эти формы вместе. Однако «вспомогательность» глаголов avoir и être является спорной, так как они (особенно первый из них) употребляются и как самостоятельные глаголы. Предлог тоже может употребляться самостоятельно в качестве наречия (например, avek), что не мешает ему оставаться внутри предложного оборота несамостоятельной морфемой. Известно, что предлоги обычно происходят от наречий или наречных оборотов; превращение в предлог происходит в тот момент, когда наречие или наречный оборот, до сих пор определявшиеся существительным, становится в результате изменения иерархии его несамостоятельным определяющим. Например, французское à cause de la grève «из-за забастовки» сначала было равно (à cause) – de la grève, где стрелка направлена от определяемого к определяющему, а потом стало (à cause de) → la grève. Несамостоятельная морфема à cause de состоит из основной субморфемы à cause и падежной субморфемы de, что в точности аналогично рассмотренному выше примеру extra urbem. Точно так же разлагается grâce à «благодаря (чему)» и т. д. Во французском языке единство морфемы à cause de ощущается лучше, чем в латинском единство морфемы extra + аккузатив, так как в последнем случае обе субморфемы не являются смежными. Предлоги индоевропейских языков также могли происходить от наречий, сопровождавших падежную форму
____________________________ 178
например *péri (застывший локатив), которое определяло существительное в локативе и т.д. Графическая самостоятельность предлогов (ad ripam вместо *adripam, несмотря на безударность предлога ad, объясняемую его семантической несамостоятельностью) определяется наличием таких конструкций, как ad Rhodani ripam. Элемент ad, несмотря на его проклитический характер, не пишется вместе, в одно слово с последующим Rhodani, так как ad непосредственно связан с ripam, в то время как с Rhodani он соотносится лишь косвенно. Если бы предлоги никогда не отделялись от своих существительных другими словами, они составляли бы с этим существительным графическое единство, подобно послелогам, которые в ряде языков, если невозможны промежуточные элементы, пишутся слитно с предшествующим существительным. В качестве графической параллели приведём определенный артикль, с одной стороны, во французском, итальянском, испанском, английском, немецком, а с другой – в румынском или скандинавских языках. Графическая самостоятельность первого и несамостоятельность второго отражают закономерности порядка слов (или морфем): во французском артикль может отделяться от существительного прилагательным-определением (le bon cure «добрый кюре»), в румынском же это невозможно (omul mort «мертвый человек»). Кроме раздельного написания предлогов, есть другой, более серьезный аргумент: существование предлогов, управляющих несколькими различными падежными формами (in urbe : in urbem). В самом деле, если в подобных примерах падежная форма по крайней мере до некоторой степени независима от предлога, то не следует ли считать, что падежное окончание имеет наряду со значением предлога собственное значение? Чтобы ответить на этот вопрос, приведем сначала несколько хорошо известных примеров. Древнеирландские предлоги air, fo, for, in(d) употребляются то с дативом, то с аккузативом. В немецком предлоги an, auf, hinter, in, neben, unter, über, vor, zwischen требуют либо датива-локатива, либо аккузатива цели. В польском после предлогов nad, pod, za употребляется либо инструменталь, указывающий местонахождение, либо аккузатив, обозначающий цель движения; после предлогов
_________________________ 179
na, przy, w то же самое смысловое различие передается альтернацией локатив : аккузатив. Значение предлога в этих примерах не изменяется, хотя глагол движения сообщает дополнительный оттенок цели, поэтому, например, в латинском in urbem ire оборот in urbe, где падежное окончание аблатива (=е) зависит от in, испытывает семантическое влияние со стороны глагола движения и поэтому изменяется: ire in urbe > ire in urbem. Однако сам оборот in urbe не зависит от окружения и остается при глаголах движения неизменным. В русском между Он прыгает на столе и Он прыгает на стол нет прямого противопоставления, которое позволило бы нам установить независимые значения для на столе и для на стол. В первом примере (на столе) предложная конструкция занимает более периферийную позицию, чем во втором (ср. Он пишет на столе), а во втором примере (на стол) ее позиция более центральная, чем в первом. В развернутом высказывании В комнате он прыгнул на стол аккузатив направления (на стол) занимает более центральную позицию, чем локатив (в комнате). Если сравнить с этим выражение прыгает на столе, то мы увидим, что на столе соответствует по своей периферийной позиции сочетанию в комнате, а не на стол. Аналогичная альтернация аккузатив : аблатив (исходная точка) наблюдается в греческом после предлога παρά в ήχω σέ «прихожу к тебе», παρά βασιλέως ήχω «прихожу от царя». Но так как ήχω означает «приходить», аккузатив цели в ήχω παеά σέ носит более центральный характер, чем генитив (аблатив) удаления в παρά βασιλέως1. Встречаются также предлоги, управляющие несколькими падежными формами, альтернация которых объясняется совсем иначе, чем в вышепреведённых примерах. Так, в литовском предлог už с генитивом означает «за, позади», а už + аккузатив означает «для»; здесь перед нами два различных предлога, и их различное управление не является синхронической проблемой. Подчеркнём, _____________________ 1. παρά (наряду с δπό) – единственный греческий предлог, который может употреблятьсяф при глаголах движения либо с генитивом (аблативом) удаления, либо с аккузативом цели, причем основное значение предлога («у, к, при») не изменяется.
_____________________________ 180
что в альтернациях типа in urbe : in urbem значение предлогане меняется, поэтому следует искать другое объяснение различия зависящих от предлога падежей. Значение же už, напротив может быть определено только вместе с управляемым падежом. Мы приходим к выводу, что наличие предлогов, управляющих несколькими падежами, не является доказательством самостоятельности этих падежей. Правильный анализ позволяет нам говорить либо о двух формах, одна из которых семантически связана с глаголом, а другая свободна, либо о таких цельных комплексах предлог – падеж1 и предлог – падеж2, поскольку здесь не имеет места смысловая идентичность предлогов первого и второго комплексов.
Таким образом, основной аргумент в пользу членения предложных оборотов типа extra + urbem, in + urbe отклоняется окончательно. Правильное членение таково:
Отсюда два следствия: 1) падежная форма не может быть оторвана от предложного оборота; поэтому такую падежную форму нельзя рассматривать наравне со свободными падежными формами или с падежными формами, управляемыми глаголом непосредственно без предлога; 2) предлог не является управляющим падежной формы, а представляет собой субморфему, хотя и основную, сложной морфемы II (состоящей из предлога + падежное окончание). Предлог управляет или, точнее, имплицирует только падежное окончание как таковое, а не падеж (то есть не падежную форму). В «аналитических» языках предложный оборот – это то же самое, что в «синтетических» языках наречие, производное от существительного. Функциональное различие между «аналитическом» падежом (например, фр. de Pierre, à Pierre) и предложным оборотом, очевидно, то же, что и между «синтетическим» падежом и наречием (производным)_. Так же, как аналитические падежи пополняются за счет предложных оборотов, так и синтетические падежи имеют естественным источником отсубстантивное наречие. Древнеиндийская форма на –tas (типа mukhatáh «впереди»,
Проблема классификации падежей 181
букв. «перед лицом»), являющаяся наречием в ведийском языке и в классическом санскрите, в среднеиндийском стала падежной формой (mukhatо вместо древнего аблатива mukhāt). С другой стороны, многие наречия являются пережитками, представляющими окаменевшие падежи (например, гр. оϊχοι «дома», лат. сertē «наверняка», русск. кругом), которые отошли от живых падежей в ходе формального обновления парадигмы. Переход наречие (или предложный оборот) > падежная форма и, наоборот, падежная форма > наречие соответствует расширению или сужению употребления рассматриваемой морфемы (суффикса, предлога, окончания). Наречное образование, даже продуктивное, обычно обладает относительно ограниченной сферой употребления. Так, хотя образование mukhatáh является живым1 , оно распространяется в древнеиндийском только на небольшое число существительных. Это объясняется конкретным семантическим содержанием самого наречного суффикса, природа которого исключает неограниченное употребление, охватывающее все именные основы. Употребление этого суффикса ограничено определенным числом корней, смысл которых согласуется со значением суффикса. Как только наречие начинает выступать в функции, присущей падежной форме, а именно начинает управляться глаголом, конкретное семантическое значение уступает место синтаксическому, а словообразовательный суффикс становится флективным окончанием. Теперь уже область употребления этой морфемы становится неограниченной: поскольку морфема превратилась в синтаксический показатель (там, гда падежная форма управляется другим словом), она может соединяться с любой именной основой (или корнем). Наречие как форма словообразования и падеж как форма словоизменения различаются главным образом объемом сфер употребления соответствующих морфем. _____________________ 1. Живым в том смысле, что связь этого образования со словом-основой ощущается говорящими и позволяет строить аналогичные образования.
Проблема классификации падежей 182
§ 2
Ни одну морфологическую или фонологическую проблему, представляющую известную степень сложности, невозможно успешно исследовать, не определив сначала понятие значения или в более общей форме понятие функции. В области морфологии, которой мы сейчас занимаемся, Р. Якобсон (стр. 244, 252-253) различает общее значение («Gesamtbedeutung») и специфические значения («spezifische Bedeutungen»), среди которых имеется основное значение («Hauptbedeutung»). Это различие, присенимое в области семантики, представляется нам неудобным при исследовании переплетения семантических и синтаксических фактов. Как нам кажется, анализ де Гроота (стр. 124 – 127) представляет собой шаг вперед по сравнению с исследованием Р. Якобсона, хотя мы и не могли бы принять все положения выдающегося голландского лингвиста. В статье «Деривация лексическая и деривация синтаксическая»1 мы пользовались выражениями первичная функция и вторичные функции. Ещё раньше мы применяли эти термины в работе «Etudes indo-européennes» (см., например, стр. 197). В области фонологии это различие помогло нам установить классы согласных и осветить вопрос об индоевропейских полугласных (см. «Contribution à la théorie de la syllable»). Первичная и вторичная функции определяются соответственно языковой системой и условиями (контекстом). Функция, проявляющаяся в таких специальных условиях, которые можно определить положительным образом, считается вторичной2. В зависимости от того, идет ли речь о семантической или синтаксической функции, _____________________ 1. См. Настоящий сборник, стр. 57. 2. Из того, что условия являются специальными, не следует, что вторичная функция (например, вторичное значение) является более специальной, чем первичная. Из работ Вундта («associative Verdichtung») известно, что специальные условия могут отнимать у рассматриваемой формы часть семантического содержания, общего с этими условиями. В настоящее время можно было бы говорить о диссимиляции – применительно как к семантическим, так и к морфологическим явлениям. Так, после палатальных согласных палатальные гласные могут утрачивать палатализацию (*krićěti > krićati); однако, с другой стороны, здесь возможна и ассимиляция велярных гласных (например, норвежское hjarta > шведское hjärta).
Проблема классификации падежей 183
эти условия бывают семантического или синтаксического характера. Некоторая определяемая системой функция, называющаяся первичной, может быть модифицирована различными способами и давать различные вторичные функции. Наши термины можно было бы сравнивать с терминами Р. Якобсона, если бы термин функция точно соответствовал термину Bedeutung, что места не имеет. В таком выражении, как manu dextra «правой рукой», ещё можно говорить о значении окончания –u в manu, но окончание генитива множественного числа –um в potiri rerum «захватить власть» - это всего лишь показатель синтаксической зависимости («Feldzeichen»). Как применить понятия первичной и вторичной функции к анализу падежей? Возьмем, например, аккузатив (в индоевропейских языках). При переходных глаголах, где этот падеж обозначает внутренний или внешний объект действия (affectum или effectum), окончание аккузатива не имеет никакой семантической значимости, а является чисто синтаксическим показателем подчиненности имени глаголу. Но, кроме этого, имеются, как случаи особого употребления, аккузатив цели, аккузатив пространственной или временной протяженности, аккузатив цены и т.д. Каждое из этих значений аккузатива присуще сочетаниям с глаголами определенной семантической группы. Так, аккузатив цели возможен только при глаголах, обозначающих движение. Аккузатив длительности (временнóй протяженности) бывает лишь при глагольных формах, содержащих идею длительности. В славянских языках такой аккузатив употребляется с глаголами несовершенного вида. По-польски, например, можно сказать pisał dwa tygodnie «писал две недели», но нельзя napisał dwa tygodnie «написал две недели» (napisał совершенный вид от pisał). Что же касается переходных глаголов, при которых употребляется аккузатив (прямого дополнения), то их определить с точки зрения семантики не удается. Характерный для них признак – переходность – это признак синтакси-
Проблема классификации падежей 184
ческого порядка: существительное просто подчиняется глаголу, и окончания аккузатива не содержат какого-либо особого оттенка значения, соответствующего семантическому содержанию глагола. Поэтому можно говорить о первичной функции аккузатива – в роли прямого дополнения – и о ряде вторичных функций: аккузатив цели (др. –инд. nagaram gacchati «идет в город» лат. Romam ire «идти в Рим»), протяженности, цены и т.д. Условия употребления аккузатива во вторичной функции всегда могут быть определены. Условия эти – контекст, но не в каком-то неопределенном смысле: это прежде всего и главным образом семантическое содержание глагола, от которого зависит падежная форма1. Окончание аккузатива как бы приспосабливается к глаголу, проникаясь его специальным значением. Первичную функцию, напротив, так определить не удается. Пользуясь терминологией Бюлера2,она «обусловлена в системе» (systembedingt) в то время, как вторичные функции «обусловлены в поле» (feldbedingt). Анализируя семантическое содержание аккузативного окончания в его различных функциях, мы увидим, что в первичной функции, где аккузатив представляет собой чисто синтаксический показатель, оно равно нулю, но во вторичной функции обладает различными смысловыми оттенками. Следовательно, падежная форма аккузатива функционирует как грамматический падеж в лат. оccidere hostem «убить врага» и как конкретный падеж в лат. Romam ire «идти в рим», triginta annos vivere «жить тридцать лет», польск. kosztuje jedną setkę «стоит одну сотню» и т.д. Конкретный падеж, так же как и грамматический падеж, подчинен глаголу, но его окончание сохраняет собственное семантическое содержание, что придает конкретному падежу наречный характер. Ср., например, вед. _____________________ 1. Мы не принимаем здесь во внимание тот факт, что различные специальные употребления аккузатива определяются также значением соответствующих существительных: аккузатив цели – названиями места, аккузатив временнóй протяженности – существительными, обозначающими отрезки времени, и т.д. 2. См. K. Būhler, Sprachtheorie. Darstellungsfelder der Sprache, Jena, 1934.
Проблема классификации падежей 185
divi «на небе» и ihá «здесь»: и локатив и наречие представляются одинаково независимыми от глагола (в семантическом отношении). Ср. также аблатив mukhāt «рот, лицо» и наречие mukhatáh «впереди, перед лицом». Ясно, что конкретные падежи ближе к наречию, чем грамматические. Каковы же различия между конкретными падежами и наречиями? Конкретные падежи также имеют первичные и вторичные функции. Первичная их функция – наречное употребление; однако от наречий их отличает наличие вторичной функции, которая состоит в том, что падежное окончание, лишенное семантического значения, становится простым синтаксическим показателем. Это происходит в тех случаях, когда конкретный падеж управляется глаголом со специальным значением. Достаточно обратиться к синтаксису любого индоевропейского языка, чтобы убедиться в том, что все конкретные падежи – и инструменталь, и аблатив, и локатив – могут после определенных глаголов становиться грамматическими. Если славянские глаголы со значением «потрясать», «размахивать» требуют инструменталя, а не аккузатива, то это факт управления, которое лишает соответствующие окончания инструменталя их семантического содержания и отождествляет их с точки зрения значения с аккузативным окончанием прямого дополнения. Другими словами, эти окончания становятся, так сказать, комбинаторными вариантами аккузативного окончания прямого дополнения, - вариантами, которые обусловлены семантикой глаголов, управляющих рассматриваемым падежом. Так1, аблатив управляется глаголами, выражающими понятия: 1) «уступать», «удалять», «гнать»; 2) «быть лишенным», «нуждаться», «лишать»; 3) «происходить», «возникать», «рождаться»; 4) «делать», «верить»; 5) «освобождать», «спасать», «защищать»; 6) «брать», «получать»; 7) «оставаться позади», «быть удаленным». Значение глагола, сочетаясь со значением существительного, достаточно ясно определяет связь между глаголом и существительным, так что падежное _____________________ 1. См. K/ Brugmann, Kurze vergleichende Grammatik der indogermanischen Sprachen, Berlin – Leipzig, 1933, стр. 422 и сл.
Проблема классификации падежей 186
Окончание лишается своего семантического содержания (диссимиляция). Однако первичная функция аблатива не вызывает сомнений: она обозначает исходную точку действия. О первичности этой функции говорит: 1) тот факт, что она не зависит от окружения, тогда как «управляемый» аблатив связан с определенными семантическими группами глаголов; 2) тот факт, что примеры управления, где аблатив становится комбинаторным вариантом аккузатива прямого дополнения, являются вторичными по отношению к примерам, в которых существование аблатива в парадигме оправдывается его самостоятельным значением. Итак, мы подходим к предварительной дихотомической классификации приглагольных падежей: 1) Грамматический падеж1 (аккузатив прямого дополнения): а) первичная синтаксическая функция; б) вторичная наречная функция; 2) конкретные падежи1 (все прочие косвенные прилагательные падежи): а) первичная наречная функция; б) вторичная синтаксическая функция. Подчеркиваем ещё раз, что переход от первичной функции к вторичной всегда сопровождается ограничением условий, в которых выступает падежная форма. Во вторичной функции она употребляется только после глаголов, образующих вполне определенные синтаксические группы. Направления перехода первичная функция > вторичная функция у грамматического падежа и у конкретных падежей диаметрально противоположны. Грамматический падеж подвергается адвербиализации, а конкретные падежи – грамматикализации. Степень того и другого непосредственно сказывается на сфере употребления падежного окончания. Чем больше «наречность» употребления _____________________ 1. Более удачными представляются термины «синтаксический» вместо «грамматический» и «семантический» вместо «конкретный». Но теория падежей уже и так перегружена терминами («падежи внутренней и внешней детерминации» (innere, āuβere Determination), «местные падежи» и т.д., поэтому мы сохраняем привычную терминологию.
Проблема классификации падежей 187
падежа, тем меньше число именных основ, с которыми может сочетаться соответствующее падежное окончание. Аккузатив цели возможен только от существительных (собственных и нарицательных), обозначающих место; аккузатив временнóй протяженности образуется лишь от существительных со значением «отрезок времени» и т.д. Наоборот, когда конкретный падеж вступает в отношение управления и его окончание утрачивает свое семантическое содержание, сфера употребления этого падежа расширяется, то есть число основ, от которых он образуется, увеличивается. Ясно, например, что у абстрактных существительных окончание локатива не может иметь конкретного… Продолжение » |
© 2009-2012, RUSOHOD |