В.В. Виноградов. Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке// В.В. Виноградов. Русский язык (Грамматическое учение о слове). – М., 2001. Стр. 264-282.

Стр 264_________________________________________________________________________________________________

IV. ГРАММАТИЧЕСКИЕ ПЕРЕЖИТКИ МЕСТОИМЕНИЙ КАК ОСОБОЙ ЧАСТИ РЕЧИ В  СОВРЕМЕННОМ РУССКОМ  ЯЗЫКЕ

1. КАТЕГОРИЯ МЕСТОИМЕНИЙ В ЕЕ ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОМ СОСТОЯНИИ

§ 1. Грамматические судьбы класса местоимений

Древний грамматический класс местоимений как субъективно-указа­тельных слов, определяющих действительность в ее отношении к говорящему лицу, к данной обстановке речи, в истории русского языка пережил глубокие изменения своего строя. Большая часть местоимений слилась с категориями имен прилагательных, наречий, союзов и частиц. Согласуемые в роде, числе и падеже определительные местоимения,  оказав  громадное  формирующее

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              265

влияние на всю категорию членных имен прилагательных, объединились с ней и функционируют в ее пределах как особый грамматико-семантический и сло­вообразовательный тип (с некоторыми своеобразиями в системе склонения). другие местоимения превратились в наречия и частицы. Но небольшая группа местоимений, указывающих на лица и предметы, до сих пор остается вне системы живых грамматических классов*. Близость к именам существи­тельным не могла стереть у этих слов грамматических своеобразий, свойственных особому классу местоимений. Группа личных и предметных местои­мений обременена чисто формальными функциями, ослабляющими их лексическую знаменательность и синтаксическую самостоятельность. Напри­мер, личные местоимения вовлечены в круг глагольных категорий и высту­пают в качестве показателей лица («личных префиксов») в формах прошедше­го времени и условно-желательного или сослагательного наклонения (я знал, ты знал, мы знали и т. п., я знал бы, мы знали бы и др.,), оказывая влияние на употребление форм настоящего-будущего времени в сочетании с теми же
личными местоимениями. Местоимение кто — что одной своей стороной
примыкает к относительным союзным словам. Вот полный состав** этой
группы «бесприютных» местоимений: я, ты, мы, вы, себя, он — она — оно —
они, кто — что, никто — ничто, употребляемые лишь в именительном падеже
некто и в именительном-винительном нечто (в качестве косвенных падежей
употребляются формы кого-то, чего-то, кому-то, чему-то и т. д.) ***, не имею­
щие именительного падежа некого — нечего, составные кто-то, что-то, кто-
нибудь, что-нибудь, кто-либо, что-либо, кое-кто, кое-что. Сюда же, конечно,
отчасти примыкают своими компонентами кто —что синтаксические идио-­
матизмы: не кто иной как, не что иное как cp. кто бы ни, что бы ни).

_____________________

* Любопытно, что еще И. Ф. Калайдович в своей «Грамматике языка русского» (М., 1834, ч. 1: Познание слов), относя местоименные прилагательные к категории имен прилагательных, выделяет предметно-личные местоимения в особый класс «названий» лиц.

** Некоторые лингвисты (например, проф. Л. В. Щерба в статье «О частях речи») [68] сбли­жают с этой группой местоимений субстантивированные формы местоименных прилагательных, обнаруживающие с нею кое-какую общность морфологических особенностей и синтаксических свойств: все (мн. ч.): «Все ахнули» (Пушкин); всё (ср. р.) и архаическое выражение всё и вся: «Это заговор, в котором принимают участие не одна литература, а все и вся» (Салтыков-Щедрин); «Все мгновенно, все пройдет» (Пушкин); всякий (арх. всяк): «Всякий мешается, всякому хочется показать, что он тоже умный человек» (Гоголь); «И всяк зевает да живет — и всех вас гроб, зевая, ждет» (Пушкин); каждый: «каждому — свое»; это, то: «Германн не обратил на то гжжакого внимания» (Пушкин); тот: «Тот хотел арбуза, а тот — соленых огурцов» (Державин). Действительно, эти слова в субстантивном употреблении обнаруживают все признаки пере­водного состояния. Однако они не сливаются с классом предметно-личных местоимений. Всякая субстантивация местоименных слов (например: все мое — твое, твердить свое, поставить на своем и т. п.) ведет к образованию промежуточных форм. Нет оснований обособлять их от дру­га субстантивированных прилагательных, вроде «Сейте разумное, доброе, вечное» (Некрасов) и т. п. Так, прилагательные тот, этот, субстантивируясь, сохраняют почти все черты субстан-
-язированных прилагательных. Любопытно, что слово этот в прямом указательном значении
ае может быть подлежащим при сказуемых, выраженных существительными. Ср.: это — мой
брат, та — моя сестра. Точно так же прилагательное сам, субстантивируясь, не переходит в ме-
гтоимение. Прав акад. А. А. Шахматов, который в случаях, как сам знаю, сами знаем, видит
только пропуск или невыраженность личного местоимения, вызванные наличностью данной гла-
гольной формы'. Для социальной истории слова сам — в значении хозяин — представляет инте-
:е;   такой   разговор   действующих   лиц   в   пьесе   А.   Н.   Островского   «Сердце   не   камень»:

«Аполлинария Панфиловна: Что это вы, Вера Филипповна, точно русачка из Те-тежной улицы, мужа-то «сам» называете!

Ольга:  Тетенька всегда так.

Вера Филипповна: Мы... люди не модные, немножко старинки придерживаемся. Да ае   все   ли   равно?   Как   его   ни   называй:   муж,   хозяин,   сам,— все   он   большой   в   доме.

Аполлинария Панфиловна: Ну, нет, разница. «Хозяин» — уж это совсем низко: у нас кучерова жена своего мужа хозяином зовет; а и «сам» тоже разве уж которые еще в пла­точках ходят».

*** Впрочем, в книжном языке иногда наблюдаются случаи употребления косвенных паде­ний местоименного прилагательного некий в функции косвенных падежей местоимения некто.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              266

Прежде чем приступить к анализу этой группы местоимений, необходимо рас­сеять некоторые недоразумения, связанные с вопросом о местоимениях в русской грамматике*.

§ 2. Механическое смешение классической и романтической

(субъективно-идеалистической) точек зрения

в учении о местоимениях

За исключением предметно-личных местоимений, составляющих небольшую грамматически обособленную группу, другие разряды местоимений рассеяны по раз­ным грамматическим категориям. Они не образуют самостоятельного грамматическо­го класса.

Традиционное, восходящее к греко-римской грамматике определение всего класса местоимений как заменителей или заместителей имени, основанное на этимологии термина местоимение (греч. antonymia, лат. pronomen — вместо имени), было за­браковано в русской грамматике еще в первой половине XIX в.⁴

Г. Павский начинал свое рассуждение о местоимении такими словами: «Имя, данное местоимениям, не вполне выражает их значение в языке. Местоимения не заменяют имен, а служат только указанием на них или напоминанием об них, вовсе не выражая качества, вида, числа вещей... только намекают на них... Местоимение не только не заменяет имени, но даже прямо противоположно ему. Имя, какое бы оно ни было, существительное, прилагательное или числительное прямо указывает на вещь или на ее качество и определительно именует известное число и, следовательно, имеет в себе внутреннее содержание, наглядное, осязаемое, а местоимение служит только формою для умственного созерцания и распределения вещей по категориям. Так, например, под оглавление кто, что подходят все имена существительные, под оглавление какой, чей — все прилагательные, под оглавление сколько... или который — все числительные. Как номер или заглавие книги не может заступить место самой книги, так точно и местоимение не заступает места имени»⁵.

Акад. И. И. Давыдов вторил. Павскому: «Местоимение неправильно называют частью речи, поставляемою вместо имени предмета. Поэтому все тропы, например, часть вместо целого, причина вместо действия, особливо все метафорические выраже­ния должны бы относиться к местоимениям, и наоборот, местоимения указательные, притяжательные и неопределенные не принадлежали бы к этой части речи»⁶**. Итак,

_____________________

Ср. у Л. Андреева: «Видит как бы впервые нежный лик некоего в сером» («Искупитель века»). «Вследствие такого сближения местоимений,— пишет В. И. Чернышев,— при некий получаем ро­дительный некого, известный в старом и современном языке»².

* Моя точка зрения на русские местоимения целиком принята проф. Д. Б. Бубрихом: «Местоименные слова — это в основном семантический разряд слов, отнюдь не грамматиче­ский... Они могут тянуть и к существительным, и к прилагательным, и к наречиям, и к счетно-измерительным словам (которые сами тянут к разным частям речи), и вообще к чему угодно. Исключительное их семантическое своеобразие приводит к появлению исключительных синтак­сических и морфологических особенностей. Особенно ярко это сказывается у тех личных местои­менных слов, которые тянут к существительным (я, ты...). По отношению к языкам типа ин­доевропейских, финно-угорских и т. п. не приходится колебаться в выделении их в особую часть речи. Вот здесь-то и годится термин «местоимение». Довольно ярко то же сказывается у неко­торых других местоименных слов именного склада, чаще всего у тех, которые отвечают на во­просы кто или что»³.

** Ср. заявление К. С. Аксакова: «Если хотите, он (а, о) есть единственное местоимение, только в этом случае нисколько не составляющее особой части речи»⁷. Ср. употребление сред­него рода оно как заместительного указания на то у Жуковского в переводе «Эммы» Шиллера:

То, что нас одушевляло,            Как тому любовью быть?

Эмма, как то пережить?          Небом в сердце зажжено,

Эмма, то, что миновало,           Умирает ли оно!

Ср. указательное значение местоимения оно в конструкциях такого типа: «Старайся жить, оно не так легко, как кажется» (Тургенев, «Фауст>>); «Меньше иллюзии будет... Оно полезнее» (Боборыкин, «Обречена»). Понятно, что местоимение он может употребляться в качестве указания не только на предыдущее, но и на последующее. Например, у Пушкина в «Евгении Онегине»:

Татьяна (русская душою,           С ее холодною красою

Сама не зная почему)            Любила русскую зиму.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              267

вопреки традиционному учению, унаследованному от античных грамматик, местоиме­ние по большей части не является заменительным словом, не употребляется вместо имени. К этому выводу пришла научная русская грамматика еще в 40-х годах XIX в.

На фоне складывавшейся (под влиянием Г. Павского, И. И. Давыдова, К. С. Ак­сакова) субъективно-идеалистической системы русской грамматики местоимения лик­видировались как особая часть речи. «Местоимение никак не составляет отдельной ча­сти речи»,—писал в 1838—1839 гг. К. С. Аксаков по поводу грамматики В. Г. Белинского⁹*. В русской грамматике 40—50-х годов XIX в., отчасти опиравшейся на идеалистическую философию, местоимения становились семантической основой имен существительных и прилагательных. Местоимения рассматривались как первые имена. На местоимениях иллюстрировались (например, Г. Павским и К. С. Аксаковым) «чистые идеи» предметности и качества (ср. сходные замечания о местоимениях в «Русском синтаксисе» А. М. Пешковского). Личные местоимения рассматривались как источник категорий лица, предмета и рода (он, она, оно), как выра­жение акта человеческого самосознания, сознания я и противопоставления я и не-я. «Природа имеет свое общее имя,— поучал Белинского К. Аксаков,— это имя он (а, о), все то, что существует вне я и вне ты»¹¹. Сами имена существительные освещались как восполнение и развитие личных и предметных местоимений. «Я, ты, он бесспорно относятся к имени. В грамматиках же наших слова эти называются местоимениями. Хотя очень странно вообразить я, ты местоимениями — вместо какого имени употре­бляются они? — но, однако, самое слово местоимение указывает на разряд име­ни»,.—отмечал К. С. Аксаков в своем «Опыте русской грамматики»¹².

Итак, идеалистическая философия, а за нею и русская грамматика 40 —50-х годов XIX в. видела в акте самосознания «я», в возникновении местоимения 1-го лица заро­ждение самой категории имени. Эта точка зрения отражается в грамматических кон­цепциях Г. П. Павского, И. И. Давыдова, К. С. Аксакова. Здесь всюду история имени начинается с возникновения местоимения 1-го лица**.

_____________________

Тут ее относится к зиме. В этом случае местоимение служит средством живого представления того, что еще не высказано, что еще не названо.

В сущности, ярче всего в этом смысле «местоименное» значение обнаруживается в словах то-то и то-то, такой-то. Ср. в письме А. А. Блока к матери передачу его разговора со школьным учителем словесности Суровцевым:

«Суровцев: Что вы делали летом по русскому языку? Я: Читал Достоевского. Суровцев: Что именно? Я: То-то и то-то».

(Письма Ал. Блока к родным)

Ср. стихотворение Пушкина «В альбом Павлу Вяземскому»:

Душа моя Павел,                                                     Не делай того-то,

Держись моих правил:                                               Кажись, это ясно,

Люби то-то, то-то,                                                  Прощай, мой прекрасный.

Ср. об указательной функции местоимения 3-го лица в разных языках у И. И. Мещанинова⁸. * Любопытно, что Н. И. Греч еще признавал местоимение особой «частью и частицей речи»: «Местоимение есть часть речи, заменяющая имя предмета или качества и в то же время оз--^чающая отношение сего предмета или качества к бытию»¹⁰.

** К. Маркс в «Капитале» так иронизировал по поводу этой фихтеанской философии: «В некоторых отношениях человек напоминает товар. Так как он родится без зеркала в руках и не фихтеанским философом: «Я есмь я», то человек сначала смотрится, как в зеркало, в другого человека. Лишь отнесясь к человеку Павлу как к себе подобному, человек Петр начинает относиться к самому себе как к человеку. Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павловской телесности, становится для него формой проявления рода «человек»¹³. Иронизируя над живу­честью этой субъективно-идеалистической концепции  местоимений как основной и первичной формы самосознания, Есперсен вспоминал Фихте старшего, который, по рассказам, выделял как праздник не день рождения своего сына, а тот день, в который тот впервые назвал самого себя «я»¹⁴.

Гумбольдт полагал, что первым актом в развитии языка является осознание личности говорящего, выражаемое местоименными словами. Исходя из этого априорного положения Гумбольдта, идеалистические учения о языке доказывали, что личные местоимения во всех лыках принадлежат к древнейшему и наиболее устойчивому слою речи.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              268

Нетрудно заметить, что современная русская грамматика целиком остается во власти этих двух точек зрения: античной, «классической», и романтической, субъек­тивно-идеалистической. Ныне местоимения или, по традиции, во всем своем составе, несмотря на полную грамматическую разобщенность отдельных групп, сохраняются как особая грамматическая категория, как самостоятельная часть речи (например, у акад. А. А. Шахматова), или же, лишаясь звания особой части речи, механически рас­пределяются по классам имен существительных и прилагательных. (Наречные мес­тоимения обычно не отделяются от наречий даже теми, кто признает местоимения осо­бой частью речи.) Между тем, если все местоимения собрать в один класс, то нарушится цельность системы частей речи: в классе местоимений окажутся слова разной грамма­тической природы. Объединение местоимений возможно лишь на основе лексико-семантических признаков. Но тогда к местоимениям придется отнести и некоторые из тех слов, которые являются существительными, прилагательными, наречиями, союза­ми и даже глаголами. Если же упразднить класс местоимений и рассортировать ме­стоимения по другим категориям, то окажется необходимым не только среди прила­гательных, но и среди существительных выделять местоимения в особые разряды. Целесообразно ли это? Ответить на этот вопрос поможет анализ смысловой струк­туры местоимений.

§ 3. Местоимения как особый лексико-семантический тип слов

Семантическая характеристика местоимений в современной русской грамматиче­ской литературе односторонняя. Она уводит если не назад, то в сторону от плодо­творных идей Потебни. А. А. Потебня, вслед за Штейнталем, учил, что когда-то все слова делились на два лексико-семантических типа: 1) на слова «качественные», отра­жавшие действительность в ее конкретных признаках, и 2) на слова «указательные», означавшие явления и восприятия указанием на их отношение к говорящему лицу*. Указательные слова составляли особый грамматический класс местоимений. Но затем в процессе эволюции грамматического строя местоимения слились с такими частями речи, как глагол, существительное, прилагательное, наречие, и растворились в них. Потеряв свою грамматическую определенность, местоимения, по Потебне (и его пер­воисточнику — Штейнталю), сохранили своеобразие своей семантической природы как слова относительные, указательные и субъективные. Они не называют предметов, ка­честв, обстоятельств и других явлений действительности, а указывают или намекают на них. И все же местоимения, по словам Потебни, нельзя безоговорочно объявить формальными словами. Среди местоимений есть слова и вещественные, конкретные, и вещественно-формальные (например, указательные тот, этот), и чисто фор­мальные (например, я, ты и т. д. при прошедшем времени глагола). Потебня подчер­кивал возможность и позднейшего образования местоимений от имен с «качественны­ми корнями»; ср. нем. man в man spricht, фр. on в on parle¹¹. Таким образом, Потебня думал, что местоимения не составляют особой части речи, но представляют собою своеобразный лексико-семантический тип слов, в котором — при ближайшем анали­зе — можно наметить отдельные, более мелкие лексические классы и группы. Акад. Овсянико-Куликовский — вопреки Потебне — вернулся к мысли Ф. Беккера о «фор­мальности», «малознаменательности», «незнаменательности» всех вообще местоиме­ний. Эта точка зрения нашла дальнейшее развитие в синтаксических системах акад. А. А. Шахматова и проф. А. М. Пешковского. А. М. Пешковский писал, что у местоиме­ний совсем нет вещественного значения, а что у них и основное значение формальное и добавочное формальное. Получается, так сказать, «форма на форме»¹⁸. При харак­теристике местоимения А. М. Пешковский смешивал понятия формальности и отвле­ченности. Он доказывал отсутствие резких границ между местоимениями и неместои­менными словами (ср., например, выдвинутые Пешковским параллели: иной, другой и оригинальный, особенный, исключительный; сам и отдельный, изолированный и т. п.; всякий, каждый и общий, подобный; весь, целый и совокупный, совместный, и т. п.) и от­сюда заключал: «Местоимениями принято называть просто слова с предельно отвле-

_____________________

* А. А. Потебня возражал Фику¹⁵, который писал о местоимениях: «С большим основа­нием можно видеть в них настоящие древние имена, так что, наоборот, позднейшие имена мож­но бы назвать заместителями местоимений, усиленными прибавкою глагольного значения (Verbalbegriff), а местоимения — чистыми именами, без глагольной примеси» ¹⁶.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              269

ченным значением... субъективно-объективного типа... Поскольку эта «предельность» исчезает и отвлеченность убывает, слово из местоимения делается неместоимением (ср.: собственность, особняк, особо...; таковский, потакать); поскольку же отвлечен­ность возрастает, слово неместоименное приближается к местоименным и при дости­жении предела делается местоимением. И всегда между той и другой областью живут «кандидаты» на ту или другую должность...»¹⁹

Непримиримая двойственность этой характеристики очевидна. «Субъективность» местоимений не согласована с их формальностью. Формальность затем подменена общим понятием отвлеченности. Местоимения как особый лексический тип слов в со­временном русском языке лишены не только грамматического, но и лексико-семанти-ческого^]ёДинства.

С семантической точки зрения местоименные слова отчасти должны быть вклю­чены в группу «указательных» слов с меняющимся применением и, следовательно, с меняющимся конкретным содержанием в зависимости от субъекта, обстановки, си­туации речи (Wechselworter, по определению О. Есперсена)²⁰. В этом отношении они сближаются с указательным употреблением таких слов, как: отец, мать (вернее: па­па, мама), правый, левый (в пространственном значении), домой, дома, сегодня, вчера, завтра, данный; просторечные идиомы: наш брат, наша сестра, ваш брат, ваша се­стра (ср. у Чехова: «Будь я министром, запретил бы я вашему брату ятем людей мо­рочить» («Мыслитель»), следующий (в следующем номере журнала), предшествующий, предыдущий, первый — последний (в книжно-указательном значении: прежде и после на­званный, указанный), определенный, сосед, соседний, здешний, тамошний и т. д. * «Остроумно сравнивают иногда отношение местоимений к неместоименным словам с отношением геометрического тела к физическому. Быть может, можно сравнить его и с отношением переменной величины к постоянной»²². Ср. у Лескова в романе «На ножах» разговор Лары с больным Подозеровым: «Назовите же меня, назовите, кто я? — Вы?..— Больной вдруг вперил глаза в лицо Лары и после долгого соображения ответил: Вы — не она».

В разговорной речи обстановка и синтаксико-фразеологические связи, в книжной речи контекст определяют смысл местоименных слов, их отношение к конкретным предметам и явлениям. В употреблении их наиболее ярко проявляется основная сущ­ность языка — его социальная обусловленность. Иллюстрацией может служить отры­вок из романа Д. Фурманова «Чапаев», описывающий гибель Чапаева: «Чапаеву про­било руку. Он вздумал утереть лицо и оставил кровавые полосы на щеке и на лбу... Петька был все время подле... Они шаг за шагом отступали к обрыву... Не было по­чти никакой надежды — мало кто успевал спастись через бурный Урал. Но Чапаева решили спасти. — «Спускай его на воду!» — крикнул Петька. И все поняли, кого это его надо спускать. Четверо ближе стоявших, поддерживая бережно окровавленную ру­ку, сводили Чапаева тихо вниз по песчаному обрыву».

Не менее интересно собирательно-указательное значение слова он, вызванное за­претом, «табу» на слово враг, неприятель, в рассказе А. Яковлева «Мужик» (ср. то же употребление в военных рассказах и в «Войне и мире» Л. Толстого): «Враг, или, как говорят солдаты, «он», был где-то рядом. Еще не успевали дотлеть костры, за­жженные им, еще четко виднелись в дорожной пыли следы кованых сапог, и чудилось порой, что в воздухе носится запах гари и пота, оставленный австрийцами. «Вот, вот он». К вечеру стало известно, что «он» остановился, может быть, готовый завтра дать бой». Ср. употребление местоимения он в значении: возлюбленный, герой романа. Ср. в романе Ю. Тынянова «Пушкин»: «В присутствии Василия Львовича, щадя его, Анна Львовна никогда не называла золовку «злодейка», а говорила просто: «она». Ср. у Чехова в повести «Моя жизнь»: «Пьесы привлекали его (маляра Редьку) и содержа­нием, и моралью, и своею сложною искусною постройкой, и он удивлялся ему, никог­да не называя его по фамилии: «Как это он ловко все пригнал к месту!» Ср. у Лес­кова в романе «На ножах»: «Сторож полез было по лесенке, чтоб открыть окно, но лесенка была плоха, и он, не долезши, упал. Глафире казалось, что это так и следует. В народе заговорили, что «он» не пущает, ее интересовало, кто это «он». Но А. М. Пешковский справедливо подчеркивал, что в онтологическом плане ме-

_____________________

* «Затруднение остается в решении вопроса: к прилагательным ли (как это делается) или к местоимениям (по аналогии с этот, тот, мой, твой, всякий) разумнее отнести слова здешний, тамошний, близкий, дальний, собственный, чужой, общий и т. д. Последнее едва ли не лучше»²¹.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              270

стоимения, несмотря на широту субъективного применения, на меняющуюся предмет­ную отнесенность, всегда обозначают «одно и то же, и притом нечто такое, чего ника­ким другим словом не выразишь»²³. Местоимения — слова указательные и, вместе с тем, субъективно-объективные.

Другой семантической особенностью местоимений считается широта их примене­ния. Они характеризуются неопределенностью вещественного значения корня-основы. В них отсутствует номинативное отношение к постоянным предметам, качествам и обстоятельствам (например: какой-то, некоторый, кое-кто, никакой, откуда, куда и т. п.). Они обладают такой субъективной растяжимостью своего содержания, кото­рая делает их лексическое значение условным, всеобщим, как бы «беспредметным»*. Конспектируя лекции Гегеля по истории философии, В. И. Ленин писал о местоимениях:

«(„Это"? Самое общее слово)

Кто это? Я. Все люди я.  Das Sinnliche? Это есть  общее etc. etc. „Этот"??

Всякий есть „Этот".

Эта смысловая всеобщность местоимений приводит к тому, что иногда их функции бывают однородны с функциями формальных слов-частиц.

В качестве примера смысловой всеобщности и абстрактности местоимений мож­но указать на то, что местоимение какой в риторическом вопросе служит лишь пре­зрительным выражением категорического отрицания (какой он ученый!), что местои­мение один в ответе Чичикова (на вопрос Ноздрева, куда тот едет): «а к человеку к одному» — равносильно неопределенному члену. Ср. многосмысленную неопреде­ленность фразы Мне нужно зайти в одно место.

Значение слова какой-нибудь в выражении Осталось пройти каких-нибудь два кило­метра передается простым порядком слов в синонимическом обороте Осталось прой­ти километра два или предлогом с во фразе Осталось пройти с два километра.

Однако и в этом отношении нет глубокой пропасти между местоимениями и име­нами в современном языке. Так, существительные, лишаясь конкретно-предметной знаменательности, иногда становятся чисто формальными словами, частями со­ставных аналитических форм. А. А. Шахматов сопоставлял употребление личных не­ударяемых местоимений при глаголе с «прономинализованными» (т. е. приобретшими местоименное значение) именами существительными: «Мы находим при 3-м лице единственного и множественного числа такие существительные, которые настолько ослаблены в своем значении, что, так сказать, только грамматически поддерживают значение сказуемого (слова, как человек, люди, областное крещеные, слово дело и др.)». Акад. А. А. Шахматов указывал также на «переход существительных в местоимения» в случаях, как друг друга; на «ослабленное значение слова человек в сказуемых, как: он человек хороший. Сюда же примыкают и сочетания слова человек с числительными, а иногда с прилагательными (не в составе сказуемого). Например: «Однажды человек десять наших офицеров обедали у Сильвио» (Пушкин, «Выстрел»); «В темноте человек двадцать людей окружили Пьера» (Л. Толстой, «Война и мир»); «Каждый человек из них желал одного — отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий» (Л. Тол­стой, «Война и мир»).

А. А. Шахматов отметил и случаи заместительного употребления слов человек, люди в значении неопределенного, или совокупного, или личного местоимения (он): «Не в себе человек. Уведите же вы его» (Л. Толстой, «Власть тьмы»); «Уж пускай бы говорил человек, да не ты» (Островский, «Бедность не порок»); Если не веришь, спроси у людей, люди научат; Люди говорят: его здесь и не было²⁶**. Ср. у Тургенева: «Вдруг говорят мне: человек вас спрашивает» («Уездный лекарь»).

Такая утрата лексического значения свойственна, конечно, не всем существи­тельным, а лишь сравнительно немногочисленной их группе, куда относятся: человек,

_____________________

* Ср. замечание проф. Н. К. Грунского: «Местоимения отличаются от существительных и прилагательных тем, что определяют предмет, не выдвигая какое-либо качество или свойство, а указывая на предмет» 24,

** Шахматов сравнивает это употребление слова люди с переходом лат. homo, нем. Мапп в местоимения: ср. фр. on, нем. man. Ср. статью: Mazon A. L'emploi indefini du nom de l'homme en slave. — Annales Academiae Scientiarum Fennicae, 1932, t. 27. Melanges de philologie offerts a M. J. J. Mikkola.

Грамматические пережитки местоимений как особой части речи в современном русском языке                                              271

народ, вещь, прост, малый, женщина, вульг. баба; фамильярн. парень; душа, животное и некоторые другие. Например: «Родители Валентины Михайловны были люди небо­гатые» (Тургенев); у Гоголя в «Мертвых душах»: «А как вы нашли нашего губернато­ра? — сказала Манилова. — Не правда ли, что препочтеннейший и прелюбезнейший че­ловек!» — «Очень обходительный и приятный человек», — продолжал Чичиков...—«А вице-губернатор, не правда ли, какой милый человек!» — сказал Манилов, опять не­сколько прищурив глаза». Ср. также: «А ведь обед — вещь приятная» (Чернышевский, «Что делать?»); «Бал — вещь хорошая, неволя-то горька» (Грибоедов, «Горе от ума»).

Может показаться, что в этих случаях происходит и грамматическое преобразо­вание имен в местоимения и что соответствующие слова теряют связь со своими пре­жними классами. Но это не так. Между древними местоимениями и новыми грамма­тическая разница все же сохраняется. Новые местоименные существительные сохраняют все грамматические признаки своей категории (т. е. класса существи­тельных), все особенности своих систем, форм, своих парадигм. Вторичные лексиче­ские местоимения резко отличаются по своей морфологической природе от «пережи­точной» группы старых местоимений. Например, не раз отмечался процесс «прономинализации» целого ряда существительных в современной газетно-публици-стической… Продолжение »