…, Bd. 34, S. 348. Характерно, что и в современном русском языке значение собирательности в применении к живым существам часто сопровождается ярко экспрессивной окраской слов и суффиксов. См.: Braun M. Das Kollektivum und das Piurale tantum in Russischen. Leipzig, 1930, S. 98.

 

Стр. 75

_____________________________________________________________________________

 

В современном литературном языке категория общего рода в общем малопродуктивна. Слова женского рода на мягкий согласный с нулевым окончанием именительного падежа (вроде мразь, дрянь, рвань, голь, нечисть и т. п.) не переходят в категорию общего рода (ср. вульг.-бранн. сволочь; ср. употребление возникших в 20 — 30-х годах XIX в. слов бездарность, посредственность, знаменитость, невинность и некоторые другие; ср. ничтожество). В категории общего рода господствуют слова на -а с яркой экспрессивной окраской. Большая часть их принадлежит разговорному языку или фамильярному просторечию. В этом окружении отслоения старой церковно-книжной, высокой лексики подвергаются презрительно-иронической переоценке (ср. слова мужского рода на -а: зазнавшийся вельможа; ср. возможность лишь иронического применения к современным явлениям таких слов, как воевода, винопийца, вития и т. п.). Или же славянизмы сохраняются как официальные термины (например: судья, убийца, матереубийца и т. п.). Яркая экспрессивная окраска, свойственная почти всем словам общего рода, подчеркивается несоответствием их строения и значения. Вся эта сложная гамма смысловых оттенков воздвигается на основе класса слов женского рода. Применение слов женского рода к мужчинам и порождает своеобразную экспрессивную окраску этих слов. В этом явлении пережиточно отражается социальное положение женщины, отношение к женскому полу*. Перенос слов с формальным признаком женского рода (с морфемой -а) на лица мужского пола стал красочным средством языковой изобразительности. Но это, конечно, не значит, что все слова общего рода на -а проходят непременно через класс женского рода. Таким образом, категория рода имеет в русской языковой системе не только прямые, но и переносные, экспрессивные значения (ср. закрепление некоторых слов на -а только за мужским родом, например молодчага, повеса и другие подобные; ср. мужчина). Все эти языковые факты доказывают больший грамматический вес женского рода сравнительно и соотносительно с мужским (ср. праздношатайка у Гоголя в "Мертвых душах", образованное из праздношатай; ср. попрошайка). В этих фактах заключается также наглядное доказательство живого содержания категории рода. Категория рода имен существительных (как и категория числа и падежа) по своему значению резко отличается от категории рода имен прилагательных и даже прошедшего времени глагола (форма на -л), несмотря "на известную долю самостоятельности в роде глагола"**. Она является не только грамматической, но и лексической опорой значения предметности.

§ 8. Приемы образования ласкательно-личных имен мужчин и женщин

 

Анализ категории общего рода останется незаконченным и неполным, если не коснуться приемов образования ласкательных форм от собственных имен мужчин и женщин. Словообразовательные средства здесь одни и те же для мужских и женских имен. И те и другие формы одинаково относятся к категории слов на -а. Некоторые формы ласкательных имен являются общими для мужчин и женщин, например: Саша,

                                  

* А. А. Потебня справедливо видит в этом грамматическом процессе пережиток старых воззрений на женщину. Причина перенесения имен  agentis и других женских на мужские лица в «унизительности»: «… умысля тот Андрей подал на меня… явку… будто я, холоп твой, привел к нему ко двору, и его, государь, будтось я, холоп твой, бесчестил и лаял, и называл будто я жонккою… и ко двору, государь, к нему, Андрею, я, холоп твой, не прихаживал и его не бесчестивал и жонкою не называл. То на меня все он, Андрей, тебе, госодарю, являет ложно», 1617, Акты юрид., 86⁵⁶.

* Ср. замечания А. М. Пешковского в «Русском синтаксисе…»: «… «добрая товарищ», русский человек н и   в   к а к о м   с л у ч а е   не  может сказать, а товарищ выпила, хотя и с некоторым стеснением, но может»⁵⁷ (ср. управдел сказала и т. п.).

 

Стр. 76

_____________________________________________________________________________

 

Шура (от Александр и от Александра); Паня и Паша (от Прасковья и Павел); Тоня (от Антон и Антонина); ср.: Лёня (от Алексей и Леонид); Леля (от Елена и Ольга) и т. п. В собственных именах людей ласкательные формы образуются от первого слога имени с помощью суффиксов -ш(а) и -н(я) (если первый слог открытый): Мария — Маша; Яков — Яша; Тихон — Тиша; Дарья — Даша; Глафира — Глаша; Григорий — Гриша; Софья — Соня; Татьяна — Таня; Мария — Маня. В двусложных ласкательных именах ударение всегда на начальном слоге (хореический размер): Катя, Лиза, Таня и т. п. Выбор суффикса определяется эвфоническими причинами. Избегаются омонимы и устраняются комические ассоциации с другими словами (например, не образуется Троня от Трофим, Наша от Надежда или Настасья, Ваша от Василий и т. п.). От имен с первым закрытым слогом, а также от имен, в которых выделение первого слога (без согласного следующего слога) повело бы к образованию двусмысленного названия, ласкательные формы производятся путем смягчения согласного, закрывающего первый слог, и присоединения женского окончания (Надя от Надежда). Но губные (например, м, в, ф) и заднеязычные к, х, г не подвергаются смягчению (например, Рома от Роман). Ср.: Петр — Петя; Лев — Лева; Анна — Аня; Варвара — Варя; Василий — Вася; Виктор — Вика и Витя и т. п. В собственных именах, начинающихся с безударных гласных, особенно если эти имена многосложны, выделяется не первый слог (недостаточно определительный и к тому же иногда существующий только в искусственно-официальном, а не в разговорно-бытовом произношении этих имен), а следующий слог или слог, находящийся под ударением: Екатерина — Катя; Елизавета — Лиза; Анатолий — Толя и т. д. Сюда же примыкают Иван — Ваня; Николай (ср. Никола) — Коля (народное Миколай, от которого ласкательное образование Миша было невозможно из-за совпадения с ласкательным Миша от Михаил). Группа -cm- из полного имени переходит и в ласкательную форму: Анастасия — Настя; Константин — Костя.

Прием образования ласкательной формы от ударяемого слога полного имени применяется и в том случае, если выделение первого слога создает имя неблагозвучное или двусмысленное. Иногда же таким способом возникают двойные, параллельные формы: Анастасия — Настя и Тася; Антонина — Тоня и Нина и т. д.

Любопытно чередование г — ж в ласкательной форме Женя (от Евгений и Евгения); ср. Геня (от Геннадий и Евгений) едва ли не под влиянием французского языка (Eugenie). Ласкательные формы от мужских и женских имен одного корня обычно различаются или основами, или суффиксами. Например: Степан — Степа, Степанида — Стеша; Федор — Федя, Федосья — Феня.

Необходимость различения ласкательных форм от Александр (Александра) и Алексей, которые в старину иногда совпадали в одной форме Леша или Алеша, привела к образованиям Саша, Саня, Шура (или Сашура) от Александр — Александра при сохранении Леша, Леня от Алексей.

В некоторых немногочисленных случаях конечный согласный ласкательной основы не смягчается и, таким образом, ласкательное имя получается как бы посредством отсечения конечных слогов или слога у полного имени: Наталья — Ната; Зинаида — Зина.

Некоторые двусложные женские имена не образуют особых ласкательных слов (конечно, если они не обрастают производными ласкательными суффиксами вроде -уша): Вера, Нина, Зоя и др. В приемах образования ласкательных форм наблюдаются отголоски социально-общественной и культурной дифференциации. Ср.: Дмитрий — Дима и Митя (ср. народн. Митрий).

Давно отмечено, что в трех ласкательных именах сохранилась омонимность с названиями плодов и деревьев. Это Груша от Аграфена, Дуня (в областных говорах дуня то же, что дуля) от Авдотья (Евдокия). Сюда же отчасти примыкает и Липа от Олимпиада ⁵⁸.

Установившиеся в системе христианской номенклатуры приемы образования ласкательных форм переносятся и на новые собственные имена, которые, впрочем, в большом количестве еще не распространились (ср. от Рур уменьшительно-ласкательное Руша). К некоторым простонародным именам как бы прирастают суффиксы презрительно-уничижительной окраски, например: Тереха, Матреха (ср. нарицательное матрешка).

Таким образом, категория слов общего рода вбирает в себя и ласкательные формы человеческих имен, как женских, так и мужских. К этой же категории примы-

 

Стр. 77

_____________________________________________________________________________

 

кают и дальнейшие экспрессивные видоизменения этих имен (например: Ванька, Ванюшка, Ванюша; Сашура, Санька и т. п.).

Выводы о значении форм мужского и женского рода. Мужской и женский род имен существительных в категориях лица и живого существа ярко обнаруживает свою знаменательность. Материальной базой родовых различий в словах этих категорий являются отчасти представления о половых различиях живых существ, отчасти значения социально активного лица или человека вообще. Категория одушевленности грамматически доминирует над категорией неодушевленности*. В категории неодушевленности родовая классификация слов определяется иной, этимологически производной, вторичной системой значений. Значения этих родовых групп полнее и разнообразнее выступят при изучении форм словообразования, которые в русском языке органически связаны с различиями типов склонения, отчасти обусловленными в свою очередь родовой классификацией имен существительных. Но уже непосредственно очевидно по связи с категорией лица, что в классе слов мужского рода сосредоточены названия орудий — заменителей человека. Кроме того, класс слов мужского рода, вообще говоря, менее экспрессивен, чем класс слов рода женского. Так как в категории мужского рода представление о поле выражено менее определенно, чем в обозначениях лиц женского рода, то, естественно, слова, служащие для выражения невзрослости, названия детенышей входят в мужской родовой класс. К этой группе слов примыкают и экспрессивно окрашенные названия социально неполноценного человека. Наконец, вследствие меньшей экспрессивности класса слов мужского рода общее нейтральное значение конкретной предметности в нем ощущается особенно устойчиво.

В классе слов женского рода, кроме обозначений лиц женского пола и самок животных, выделяются имена абстрактных понятий и имена собирательные. Кроме того, в кругу слов женского рода наиболее ярки, красочны и разнообразны экспрессивные оттенки значений.

Гораздо менее резко очерчена сфера значений слов среднего рода. Правда, общее, отвлеченное значение вещной предметности кажется наиболее близким к категории среднего рода. Точно так же обозначения абстрактных понятий, между прочим, действий и продуктов деятельности — и притом особенно в стилях книжной речи — также заметно тяготеют к категории среднего рода. Но сама эта категория представляется "формальной", как бы фиктивной. Самое имя среднего рода намекает на негативный характер этой категории: она объединяет слова ни того, ни другого рода, не-мужского и не-женского.

 

§ 9. Расплывчатость категории среднего рода в современном русском языке

 

Положение среднего рода в современном русском языке очень своеобразно. Средства выражения среднего рода относительно бедны. Состав класса слов среднего рода постепенно сужался и продолжает сужаться. Например,

                                  

Известно, что, по учению некоторых лингвистов, в языках индоевропейской системы первоначально обозначились лишь различия между классами личным и неличным, или классами неодушевленных вещей и одушевленных, живых существ. Позднее класс лиц (или шире - одушевленных существ) в зависимости от пола распался на две группы имен - мужского и женского рода. Обозначения неодушевленных вещей образовали средний (предметный) род. См. статья: Meillet A. Essai de chronologie des langues indoevropéennes. La théorie du feminin. - Bulletin de la société de linguistique de Paris. 1932, t. 32, p. 1 - 52; Les forms nominales en slave. - Revue des etudes slaves, 1923. t. 3. Ср. также: Durnovo N. La catégorie du genre en russe modern. - Revue des etudes slaves, 1924, t. 4, p. 208 - 221. Ср. также:Мейе А. Введение в сравнительное изучение индоевропейских языков. Л., 1938, с. 205 - 207.

 

Стр. 78

_____________________________________________________________________________

 

уменьшительные, ласкательные и уничижительные слова и формы на -ко (типа Демидко и т. п.), -я (вроде Ваня, теля и т. п.), на -ло (типа объедало) и другие слова, относящиеся к людям и животным, перешли в класс слов мужского или общего (мужско-женского) рода. Категория лица не сочетается с средним родом. С средним родом сочетается самое отвлеченное представление о категории не-лица (ср.: существо, божество). Имена существительные среднего рода только метафорически или в функции сказуемого, или в качестве самой общей характеристики (чудовище, чудище, страшилище) могут быть применены к живым существам мужского или женского пола (ср., в вульгарном просторечии о врале и вралихе: такое трепло и т. д.). Ср. у Чернышевского в романе "Что делать?": "Должно быть, тоже, нализался, как наше-то золото, по рассуждению Матрены. А золото уже храпело". Ср. ничтожество*. Неустойчивое, промежуточное положение среднего рода сказывается и в системе склонения существительных. В единственном числе слова среднего рода, кроме именительно-винительного падежа, изменяются как формы мужского рода. Совпадение именительного и винительного падежей в одной форме также подчеркивает близость категорий среднего рода к группе неодушевленных имен существительных мужского рода. Средний род выступает как отвлеченная форма обезличенной предметности.

Во множественном числе формы слова среднего рода колеблются между разными типами склонения, совсем утратив свою грамматическую индивидуальность (ср.: ушки — ушков; делишки — делишек; поля — полей и моря — морей, зеркала — зеркал; окна (обычно произносится окны) — окон и т. п.). За исключением формы именительно-винительного падежа с ударением на окончании -а, они в основной массе ближе к женскому склонению.

Употребление среднего рода существительных в русском языке отчасти соответствует меткому замечанию Сепира о "категориях языка, образующих систему пережившей себя догмы, догмы бессознательного". "Они весьма часто лишь наполовину реальны как понятия: их жизненность все более и более тускнеет, превращаясь в форму ради формы"⁵⁹.

Своеобразная безличность, отвлеченная или фиктивная предметность формы среднего рода проявляется прежде всего в том, что другие части речи, употребленные в значении имени существительного, относятся к классу слов среднего рода. Например: громкое "ура" огласило зал; "Далече грянуло "ура" (Пушкин); большое спасибо; отдать последнее прости и т. п. Ср. у Жуковского: "Минутная сладость веселого "вместе", помедли, постой"; "Он рехнулся" — мелькнуло у меня в голове" (Тургенев, "Несчастная"). Впрочем, ср. у Пушкина: "Понадеялся он на русский авось".

Форма среднего рода имени прилагательного, употребленная в значении существительного, приобретает широкое обобщенно-абстрактное значение. "Здесь средний род сознается не наряду с мужским и женским как их отрицание, а как бы вне самой идеи пола: старое, например (в примере Старое старится, молодое растет), не обозначает ни „старика", ни „старухи", а обозначает и стариков, и старух, и всю природу — все, что может вообще стариться, независимо от пола" ⁶⁰.

Своеобразными особенностями отличаются формы среднего рода и в заимствованных именах существительных. Продуктивных суффиксов среднего рода, которые обозначали бы предмет вообще без всякого специального оттенка, в современном русском языке нет. Окончания -о, -е как примета среднего рода непосредственно к основе не присоединяются. Группа бессуффиксных слов среднего рода с окончанием -о, -е пополняется только заимствованиями из других языков. Между тем эти заимствованные слова на -о, -е (типа бюро,

                                  

*Характерно, что слово подмастерье перешло в класс слов мужского рода.

Стр. 79

_____________________________________________________________________________

 

 пальто, кофе и т. п.) с этимологической точки зрения имеют лишь наружное сходство со словами среднего рода. Ведь в них конечные -о, -е обычно относятся к основе, а не являются окончаниями. Еще Я. К. Грот отметил затруднение в употреблении иностранных слов, "которые по окончаниям своим не прививаются к языку... Сюда относятся особенно имена среднего рода на -о и -е, как-то: депо, бюро, пальто, трюмо, кофе, алоэ, канапе, портмоне, пресс-папье... Мы чувствуем, что в подобных иноземных словах -о, -е имеет совсем другое значение и не составляет приметы рода и склонения"⁶¹. Средний род становится складом для заимствованных слов, которые по своему звуковому или морфологическому облику не соответствуют типическим формам русских существительных. Например: "свое кашне" (Чехов), интервью, коммюнике, рагу, амплуа, фойе, великолепное антре, глясе, клише и т. п. Подавляющее большинство иностранных заимствований, не подходящих к русской системе словоизменения существительных, зачисляется в средний род, если только эти слова не обозначают живых существ. Это правило вытеснило старый прием распределения заимствованных слов по грамматическому роду их западноевропейских оригиналов. Ср., например, у Пушкина: "боа пушистый", "но ты, бордо, подобен другу" и др.; у Тургенева: "мой какао", "серый пальто", "прелестный пианино" и т. п.

Впрочем, заимствованные собственные имена не всегда укладываются в рамки господствующей грамматической системы. Будучи только названиями, они не нуждаются в твердой грамматической опоре. Иногда они как бы заменяют обозначаемые ими лица или вещи, как бы представительствуют за них. Поэтому род заимствованных географических имен, не подходящих по своему морфологическому облику под систему русских склонений и не склоняющихся, определяется родовой принадлежностью того общего нарицательного понятия, под которое они подводятся, например: Тбилиси — город (следовательно, м. р.), Колорадо (река, ж. р.) и т. п. Для заимствований этого типа, а также для названий живых существ делается исключение: они не относятся к среднему роду.

Естественно, что форма, включающая в себя отступления от живой системы и покрывающая случайности употребления, не может быть особенно продуктивной (за исключением некоторых лексико-семантических разрядов).

Акад. С. П. Обнорский, изучавший эволюцию форм именного склонения в русском языке, пришел к выводу, что в русском литературном языке с его южновеликорусским по происхождению вокализмом категория среднего рода находится в начальном процессе разрушения и "должна быть признана наименее жизненной и жизнеспособной"⁶².

В основном этот вывод правильно отражает тенденцию общего языка. Но по отношению к стилям книжного языка в него необходимо внести существенные ограничения (ср. рост образований на -ние, -ство и с некоторыми другими суффиксами среднего рода).

Угасание среднего рода в категории имен существительных находится в соответствии с общим процессом семантического обезличения и опустошения форм среднего рода в современном русском языке. Из содержательной категории средний род в отдельных типах слов и форм низводится на роль упаковочного средства.

Это выражается:

1) в том, что безличные формы глаголов в прошедшем времени совпадают с формой среднего рода. Например: "В животе у него перекатывало, под сердцем веяло холодом" (Чехов, "Случай с классиком"); "Его знобило и ломало" (Л. Толстой, "Война и мир"); "Говорите, не бойтесь, у меня все одно что умерло" (Островский, "Гроза"); "От сердца отлегло" (Островский, "Бедность не порок"); "В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пони-

 

Стр. 80

_____________________________________________________________________________

 

же плеча" (Пушкин, "Капитанская дочка"); "Мой друг, мне уши заложило" (Грибоедов, "Горе от ума"); "Но бурею корабль разбило" (Крылов, "Старик и трое молодых"). Ср.: "Лаврецкому стало жаль старика"; "Но тут стало невмочь Лаврецкому" (Тургенев, "Дворянское гнездо") и т. п.;

2) в том, что безличные формы категории состояния (возникшие из причастий страдательного залога и из имен прилагательных и наречий) совпадают с соответствующими формами среднего рода: "Ей душно, скучно, досадно... так досадно, что даже плакать хочется, а отчего — опять неизвестно" (Чехов, "Аптекарша"); "Стыдно, и горько, и больно было ей" (Тургенев, "Дворянское гнездо") и другие подобные;

3) в том, что при безличных словах могут стоять местоименные частицы среднего рода это, оно (что)*. Ср.: "Ни о каких подробностях ее не спрашивал, и так оно и вышло, что не надо было беспокоиться" (Лесков, "Соборяне");

4) не лишено значения и то обстоятельство, что один из наиболее продуктивных разрядов наречий в русском языке оканчивается на -о, -е, т. е. на морфемы, обозначающие в классах имен существительных и прилагательных форму среднего рода, хотя, как известно, наречию совершенно чужда категория рода (так же как падежа и числа).

§ 10. Процесс перехода слов с экспрессивными суффиксами среднего рода -ишко, -енко в парадигму женского склонения

 

Уменьшительно-ласкательные и уничижительные формы слов мужского рода на -ишко, -енко (ср. увеличительный суффикс -ище) все теснее объединяются с женским склонением на -а. Тут наметился вызванный отчасти фонетическими причинами явный сдвиг по направлению к категории общего рода, к категории эмоционально окрашенных слов мужского рода на -а (ср. формы женского рода: старушонка, клячонка и т. п.).

В употреблении этих презрительно-уничижительных форм сказалось различие между категорией одушевленности и неодушевленности. Имена существительные мужского рода с суффиксами -енк- (-енко), -шик- (-ишка), -ко, относящиеся к категории одушевленности, обычно целиком склоняются по женскому склонению (хвастунишка, вин. хвастунишку и т. п., ср. склонение фамилий мужчин на -ко: Шевченко, Шевченки и т. п.). Напротив, в тех же формах слов, принадлежащих к категории неодушевленности, винительный падеж совпадает с именительным (увидел ветхий домишко), хотя формы других падежей образуются по женскому склонению (домишки, домишке и т. д.). Правда, в этой черте могут отражаться и диалектные влияния на литературный язык. Так, у уроженцев южнорусской территории есть склонность к переводу всех этих форм, даже из категории неодушевленности, в женское склонение (например, у Чехова в "Вишневом саде": "на вальсишку"; в "Бабах": "сунул ей в узел рублишку", у Глеба Успенского: "кое-где видна крыша потопленного рыбачьего домишки" ("В Казани"); у Маяковского: "с умишкой хилым" ("Хорошо!").

Напротив, у северян эти формы, даже из категории одушевленности, колеблются между средним и женским склонением. И все же общая тенденция к переходу экспрессивных форм на -енко, -ишко в женское склонение и к различению категории одушевленности и неодушевленности по форме винительного падежа выражена в современном языке очень ярко. Например, у Ф. М. Достоевского: "Приезжаю лет семь назад в один городишко; были там

                                  

*Ф. И. Буслаев писал: «Отвлеченное в неясно представленном языке отмечает большею частью средним родом»⁶³.

Стр. 81

_____________________________________________________________________________

 

делишки, а я кой с какими купчишками завязал было компаньишку" ("Братья Карамазовы").

Лишь в суффиксе -ищ(е) крепко держится его чистый морфологический тип. Возможно, что здесь, с одной стороны, играет роль наличие омонимов -ищ(е) (например, со значением места: кладбище, пожарище и т. п. или со значением рукоятки, к которой прикреплено какое-нибудь орудие: кнутовище, топорище и другие подобные), а с другой стороны, отталкивание мужско-среднего суффикса -ищ(е) от женского -ищ(а) (ручища и т. д.).

Увеличительный суффикс -ищ- (-ище) еще продуктивен*. Этот суффикс имеет на себе ударение (-ище) в формах, произведенных от слов с подвижным ударением или с ударением на окончании (например: возище от воз; ср. возы; носище от нос; ср.: носы, носов; утюжище от утюг, утюга; сапожище от сапог, сапога и т. п.). Увеличительные формы от слов с постоянным ударением на основе сохраняют ударение производящего слова (стулище от стул, стула; стаканище от стакан, стакана; комодище от комод и т. п.).

§ 11. Односторонность формально-синтаксической точки зрения на категорию рода

 

Формально-синтаксическое определение рода существительных как их "способности сочетаться с известными формами согласуемых слов (прилагательных и согласуемых в роде форм глагола)"** очень односторонне. Согласно этому старинному взгляду, еще бытующему в русских грамматиках, род имен существительных определяется только формами прилагательных и прошедшего времени глагола, которые с ними согласуются. Но, как видно из предыдущего изложения, грамматические и лексико-семантические основы родовых различий имен существительных еще крепки в их строе, особенно в формах единственного числа. Во множественном числе родовые различия до предела ослаблены как в именах существительных, так и в именах прилагательных***.

 

3. КАТЕГОРИИ ЛИЦА, ОДУШЕВЛЕННОСТИ И НЕОДУШЕВЛЕННОСТИ
В СТРУКТУРЕ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ

 

§ 12. Категория лица

При анализе категории рода обнаруживаются грамматические категории лица мужского рода, одушевленности и неодушевленности.

Категория лица тесно связана с категорией одушевленности, которая широко развилась, поглотивши, вернее, вобравши в себя категорию лица.

                                  

* Попытку объяснить смысл распространения форм среднего рода на круг слов с увеличительным суффиксом -ище сделал К. С. Аксаков в «Опыте русской  грамматике». По его мнению, в увеличительном суффиксе -ище «высказываетсят неопределенная странность, что-то чудное, необыкновенное, причем предмет принимает какой-то неестественный образ. Эта неопределенность вызывает окончание среднего рода»⁶⁴.

** Эта идея, как и большая часть идей так называемой «формальной» школы, не нова. В 20-х годах XIX в. И. Ф. Калайдович так определял функции грамматического рода имен существительных в русском литературном языке: «Грамматические роды служат только различению трех способов согласовать прилагательное с существительным, принимая превое слово в обширном его значении (т. е. включая в понятие прилагательного все так называемые «родовые» слова)»⁶⁵. Ср. то же учение в грамматиках XVII в.⁶⁶

*** Акад. А. И. Соболевский писал: «Известно, что индоевропейские языки постепенно сокращают число грамматических родов. Романские языки, литовский, пракрит уже давно утратили средний род. Сверх того, формы множественного числа в индоевропейских языках становятся все более и более безразличными по отношению к роду… Русский язык идет по тому самому пу-

 

Стр. 82

_____________________________________________________________________________

 

"История языка показывает, — пишет акад. А. А. Шахматов, — что первоначально категория одушевленности развивалась только в словах единственного числа мужского рода, распространяясь при этом от названий лиц на названия животных" ⁶⁸*. В современном русском литературном языке категория лица мужского рода обнаруживается как в форме именительного падежа единственного числа (на -а у слов мужского рода: судья, вельможа, староста, старшина, воевода и т. п.), так и в формах именительного падежа множественного числа:

1) в окончании -е, присущем только названиям лиц — с суффиксом -ин в единственном числе: мещане, граждане, дворяне, крестьяне, англичане, лютеране и т. п.;

2) в непродуктивных окончаниях -ья и -овья, преимущественно в обозначениях лиц по родству и свойству: сыновья, кумовья, сватья, зятья, шурья и т. п. (также: князья и друзья);

3) в архаических формах именительного падежа множественного числа на -и у двух слов с основою единственного числа на твердый согласный: черти, соседи (форме им. пад. мн. ч. соответствуют и все другие формы мн. ч. этих двух слов: чертей, соседей, чертям и т. п.).

Категория лица выражается также в субстантивации имен прилагательных мужского рода. Субстантивированные прилагательные мужского рода за немногими исключениями (вроде устарелых названий монет: целковый и золотой) обозначают преимущественно лиц мужского пола: рулевой, дежурный, служащий, рабочий, глухонемой и т. п. (но ср. также: звеньевая).

Впрочем, в газетно-публицистических и официально-деловых стилях книжной речи широко развивается заместительное употребление имен прилагательных мужского, так же как и женского, рода, входящих в состав какого-нибудь обозначения (встречный промфинплан, тракторный завод и т. п.), в значении целого термина (например: встречный, тракторный и т. п.). Таким образом, применение субстантивированных форм прилагательных мужского рода здесь выходит за пределы категории лица. Кроме того, категория лица находит яркое выражение в формах словообразования. Личные суффиксы имен существительных особенно продуктивны и многочисленны. Только в кругу обозначений лиц наблюдается ярко выраженный активный тип соотносительных (коррелятивных) слов мужского и женского рода, например: ударник — ударница, стахановец — стахановка и т. п.

                                  

ти, который нам известен из истории родственных с ним языков. Часть его говоров (великорусский сильно акающие говоры) на наших глазах теряют средний род: все те их существительные среднего рода, которые имеют ударение не на конечном о, переходят в женский род моя´ дéрево и т.п. Впрочем, еще в начале XVII в. Ксения Годунова писала: у нас моровая поветрея (Буслаев, Историческая хрестоматия, с. 987). Весь русский язык утратил признаки рода для значительной части форм множественного числа. Формы множественного числа прилагательных уже давно одни и те же для всех трех родов. То же можно сказать о некоторых существительных: гости, кости, гостей, костей и т. д. Большая часть форм того же числа прочих существительных также уже давно имеет одни и те же окончания; единственная форма, которая… Продолжение »